Знаешь ли ты,

как из дыма сгорающих листьев

осень плетёт вечерами свою паутину?

Видишь ли ты,

как сентябрь – холодный и мглистый –

в небе усталом волшебные пишет

картины?

Слышишь,

как грустные сказки кружат над домами

и опускаются тихо на мокрые крыши –

с крыш проникают в квартиры,

становятся снами –

детскими –

снами простыми и чистыми…

Слышишь?..

…и вздрогнут под ветром деревья,

ещё не потерявшие листьев,

но уже безнадёжно больные,

и по голове, склонённой

в нелепом ожидании волшебства,

трещинками разбегутся мысли.

И встанет на крыло стая беспокойных птиц,

гонимая к далёкому горизонту близкими холодами,

и на простой вопрос:

“Куда они полетели?”, -

можно будет дать простой ответ:

“Туда, где лучше!..”

Я часто вспоминаю ту ночь:

липы на фоне звёзд,

гул далёкого поезда –

и ты:

такие грустные

и такие бесконечно любимые глаза,

волосы разметались костром,

а руки ищут прикосновения –

да ещё какая-то вселенская тоска,

пропитавшая воздух; тоска не о прошлом –

но о будущем…

утром.

прощаясь, ты ничего не сказала –

просто посмотрела нежно

и ушла.

Когда-нибудь вечером ты почувствуешь,

как что-то сдвинулось внутри мироздания:

телефонный звонок

Ты берёшь трубку и говоришь:

“Слушаю?”

Я отвечаю:

“Жду тебя на вокзале…”

сборы недолги – к чёрту прощания!

ты выходишь на улицу, ты идёшь к остановке –

люди… трамвай… и вот он – зал ожидания –

долгого ожидания

перемены внутренней обстановки…

поезд на Красноярск. Подан!

проводник, конечно же, не первой свежести.

и вагоны собирают вечную свою подать

с города:

подать в виде желающих утонуть

в наконец то найденной неизвестности…

пять дней стучанья колёс

промелькнут совсем незаметно,

оставив о себе в память

летящий в окно туман…

и вот уже другой город, другой вокзал –

касса, авиабилеты

и спешащий на Север

старенький двадцать четвёртый “АН”…

промежуточная посадка

в каком-нибудь туруханске,

буфет в малюсеньком аэропорту,

тёплый чай,

дети,

среди лета катающиеся на санках,

поддатые вахтовики,

вторые сутки ждущие вертолёта –

и дальше на Север –

вдоль Енисея,

туда, где от снега спасенья нет –

туда, где небо в сугробы сеет

свет,

таких близких в этих краях, планет!

Ты видела когда-нибудь полярное сияние?

Когда зимняя стылость тундры

Согревается неожиданно сполохами света

И Некто, незримый,

Опускает на землю цветистый занавес?

И начинают таинственный ритуал

Духи Вечного Ветра –

И старый ненец-пастух,

Похожий немного на самурая,

Курит задумчиво свою трубку,

Слушает бубна шаманского стук,

Да имена вспоминает

Одному ему известных

Богов…

Настанет время –

и ты увидишь

всё то, о чём я тебе поведал –

только дождись телефонного звонка!

только из дома выйди, слышишь?

один я никуда не уеду…

что ещё можно добавить?

может быть то, что случится это не скоро?

а может быть то, что это случится –

…обязательно!

Именем твоим напитать луга,

Лодкой остроносой в речную пень

Скользко пронырнуть с тверди берега.

А там, где перекаты едят песок,

Для усталых вод строя острова,

Выгрести к подножьям твоих лесов,

Прянуть из низин тенью дерева.

По поганым топям тропу торить,

На кривых ольхах ладить затеси,

А как начнёт луна серебром сорить –

Тут-то и достичь щедрой кладези.

Выкраду тебя, уведу

Силой иль обманом.

Верно буду знать – на беду,

Но унесу туманом.

Обовьешься вкруг моих плеч

Раненой косулей –

Никому тебя не сберечь

Ни стрелой, ни пулей…

Долготравьем пьяным бежать, бежать.

До свету седого кружить, кружить.

Чтоб дикие побеги взрастить и сжать

Да бисером заморским шелка расшить.

В соболя да лисы укутать стан,

Ярую сурьму по бровям пустить,

Выжигам-купцам из далёких стран

Жемчугом речным сверх цены платить.

И уснуть, тебя не коснувшись,

Огонь в очаге затушить…

И ночью, внезапно проснувшись,

Понять, что не сохранить.

Понять – и, спички ломая,

Затеплить сосновый свет.

И знать – по цветам петляя,

Уводит в леса твой след…

Не уйти тебе топкой тропкою,

Синим ельником не бежать –

Звонко в кузнице я копьё кую,

Стрелы перьями, ох, дрожат!

Лук силён витой тетевицею,

О тебе моля, шепчет: “Дай!..”

Будь ты рысью иль будь куницею –

Обмануть меня не мечтай!

В жарких травах, глотнув отравы их,

Чёрным полозом потеку…

Затворяй-ка глаза лукавые –

Лихо дивное навлеку!..

Не петляй лисой – к ночи выслежу,

Расплету узор кружевной,

Из кустов стрелой воздух выстужу –

Будешь вольной да неживой!

Как падёт луна на ладони трав,

Колыхнёт спросонья ветвями ель –

То стрела моя не отыщет цель.

То ли лук ослаб, то ль рука пьяна –

Только в Шлях Чумацкий уйдёт стрела.

Рассмеёшься ты да за ней вослед

Улетишь тревожить чужой рассвет.

По листам осин в облака взойдёшь,

Без огляда сгинешь в незрячий дождь

И поди пойми – кто ловец, кто зверь,

Что испил я нынче – поди измерь.

Что хранил, тобой на любви распят,

Что искал в краях, где трясины спят…

Знать, сполна взяла ты с меня оброк –

Мне назад теперь не сыскать дорог.

Знать, за заря бежал я без роздыху

По следам-слезам, аки посуху,

По горючим снам зря метелился –

Этот лес тобой не поделится.

То ли песня в небо, то ли река,

То ли кровь из горла льёт, то ли ртуть,

Исполать тебе, племя моё -

Месяц-криволунь светом рьян!

Пляшет красный бес, семя поёт –

Волчьим лыком нынче я пьян.

Строю, строю семицвет-мост,

Обнимаю кедры взахлёст,

Вихрем завиваю туман,

Варево глотаю,

Шаман!..

Облаков кайма по краям земли,

Я сошел с ума на тропу зимы,

Я грибом пророс в этих синь-снегах,

Я восстал травой в снеговых лугах!..

Зубом пробую змею-полуночь,

По изгибу губ огонь-кровоточь,

Люто любится осот с беленой,

Сыпет лихо колокольчик стальной!

Разразится ли тишиной –

Тень моя на круг плясом пойдёт

Дня изъяном, вдовой женой.

На семи ветрах полетит,

Слово-серебро народит,

Обойдёт силок да капкан,

А я вместе с нею –

Шаман!..

Ты не тронь меня ни медведь, ни волк!

С ворожбой моей всякий зверь умолк!

Я сошёл с ума за земной предел,

Тот и будет слеп, кто вослед глядел.

Вьётся тропа лесом –

Из начала в конец,

То стрелой, то петлей,

Мухомор-отец,

Покажись, не медли…

Вьётся тропа лесом –

Вьётся, бьётся,

Где сыч смеётся,

Где ветер злится

На листья-лица,

Где травы встали

Калёной сталью,

Где волки манят

Плясать-шаманить…

Ухожу вслед за волчьей ордой,

По распадку глухому лечу.

Жив покуда, но мёртвой водой

Я от жизни себя излечу.

Над серой небесной стеной

Поганкой взойдёт Луна

И в кровь пронырнёт стрелой

Горячая тишина!

Мёртвая вода –

Грибной кипящий дождь!

Звёздные врата

Шепчут: “Не уйдёшь!..”

Дух лесного дна

За моей спиной

Оплатил сполна

Жаркий дождь грибной!..

Вот и стали мы с тобой

снегом-крошевом в дремучей пурге,

то ли спьяну, то ли так

растеряли по тайге имена,

а живые голоса

по кочевьям нежилым размели –

мал да дорог золотник

променяли на ледащий пятак.

Вот и стали мы с тобой

письменами на горящей коре,

рассекли следами наст –

в аккурат на север я,

ты на юг,

запаслись водою впрок

да вода в пути гнильём зацвела,

проломили хлеба кус,

только камнем обернулся тот хлеб.

Вот и стали мы с тобой –

каждый равно – вроде свят, а нечист,

каждый равно обличён

горькой метиной на зыбком лице,

крик уходит в белый свет,

крик один да свет у каждого свой

и расходятся круги

по одной тоске да двум омутам.

Вот и стали мы с тобой

просто росчерками крыл в облаках,

так легло, что нынче врозь

взглядом-сполохом зарю зачинать…

Иван-чаем да быльём порастай!

Вот и стали мы с тобой

кем хотели и должны были стать.

Я когда-нибудь устану от костров и древних песен,

Я когда-нибудь покину хоровод лохматых духов,

Я когда-нибудь забуду сказку-ложь об этом лесе,

Я когда-нибудь осыплюсь вам под ноги птичьим пухом,

Я когда-нибудь зарою в землю бубен мой гремучий,

Я когда-нибудь сотру с лица немыслимые знаки,

Я когда-нибудь шагну с береговой гранитной кручи,

Я когда-нибудь взойду из пашни в небо тучным злаком –

Пой, пой мою песню пепел,

Пой, пой мою песню со мной!

Пой, пой пока срок не вышел

Идти мне тропой людскою домой!

Имени не вспомню

Прежнего моего,

Как блеснёт изломом

Небо под головой –

Пой,

Пепел, пой…

Я когда-нибудь отдам деревьям маску расписную,

Я когда-нибудь пойму во имя чьё вы жжёте свечи –

Вот тогда-то и прозрею, вот тогда-то и усну я,

Вот тогда-то и примерю вашу шкуру человечью –

Вейся, голос мой, по травам, опадай в ладони елей,

Заплетай дремучей вязью след по чащам да полянам,

Становись лесною плотью, смоляной тянись капелью,

Доноси до всех живущих клик последнего Шамана!..

Катилось колесо по просёлку -

Слеповатым январским солнышком,

Оловянным сиротским донышком,

Яйцом недоваренным,

словцом государевым,

катилось-прыгало,

скрипело простудно

Свою неслыханно-круглую правду:

- Звёздочка - по небу,

юродивый - по миру,

волки - дубравой,

водица - канавой,

Отъедайся, землячок, досыта -

Нынче красные падут росы-то,

Отправляйся, землячок, за седьмой горизонт,

За тридевять гор, в тридесятый позор

Запивать калёным чайком свинцовую кашку,

Собирать с Чудотворной мамки окопное маслице

Да помазывать толоконный лоб свой на царствие,

Ибо приидет оно -

страшно небесное,

безымянное,

Приидет -

и покатишься ты колесом по просёлку

Как январское солнышко,

Как сиротское донышко,

Скрипеть простудно таким же, как ты

Свою,

неслыханно-круглую

Правду

Зачесались руки ожиданьем муки,

Из князи в грязи кривая дорожка.

Вокруг шесты с головами слепыми,

В конце - тюрьма

куполами золотыми

светится,

просится,

хочется,

колется,

тянется,

дыбится

Вверх!

К небу птичьему, к свисту рачьему,

К зубу волчьему, к штыку горячему -

Вверх!

Красная рубашка - гуляет Ивашка,

Ножкою подрыгивает, глазиком подмигивает,

Гуляет - не знает, что царь затевает

Сечу лютую, в сапоги обутую,

Солдат собирает, за Ивашкой отправляет.

Пой-рассказывай,

Солёный дождичек,

Что дальше было,

что дальше было,

что дальше было

Да с кровью сплыло!

Плясали зубы с прикладом полечку,

Плясали зубы - ссыпались в горсточку,

Лихое времечко - косою в брюхо,

колом по темечку да ватой в ухо!

Рассказывай дальше

Да не ври сверх меры!

Слушай, православные!

Подражай примеру!

Шинель суконная, сабелька калёная -

В грязи простуженной Иван контуженный,

Живот с прорехою да крыша съехала -

К церковной паперти дорога скатертью…

Свернулись мысли клубочком скользким,

Песком горячим - по ветру в прорву,

Глаза раскрылись бельмом незрячим,

Молитву б вспомнить - да рот разорван!!!

Навзрыд смеялся, с ножом любился,

Лакал свободу взахлёб, по чёрному,

Собак всё вешал, потом забылся,

А утро ржавое - гвоздём да в горло

Насквозь!

Кто врозь, кто вместе!

Кто бьёт, кто крестит!

Где трон, где дыба!

Где мясо, где рыба, где кость!

Медные копеечки дурачку на радость

Щедро подавали, смеялись до колик,

А дурак всё думал, всё чесал в затылке,

Показал всем кукиш да купил топорик востёр!

Костёр дымится, Иван веселится,

Топориком играет, головушки сымает -

Хитёр!!!

Мальцы рождались, песни распевали,

Всем живым на зависть в окопах подыхали.

Боженьке в подарок цинковые души,

Девкам в утешенье розовые лужи…

Вся одёжа смятая,

Ждёт у паперти народ -

Скоро, скоро Крестный ход!

Голубицей - Благовест,

Золотой на дьяке крест -

Ишь, в алтаре приплясывая,

Трясёт новой рясою.

Бабы рьяно крестят грудь,

Разговенья бабы ждут,

Дон-дон-дили-дон,

За поклоном бьют поклон.

А Марья в церкву не идёт -

Муж на фронте юшку льёт -

Марья за околицей

В Пасху - чёрту молится:

“Солнышко - по небу,

Юродивый - по миру,

Волки - дубравою,

Водица - канавою…

Вейся, дороженька

Да уводи от Боженьки,

Плюну на все стороны -

Слетят с погоста вороны!

Уж ты, мой Чёртушко -

Копыта да бородушка,

Пособи, рогатый, мне,

Сыщи мужа на войне!

Проросло моё зерно

Да от надежд в глазах темно.

Нынче снился генерал -

Лаял: “Ваня твой пропал!..”

А на жнитво под росами

Склонятся колосья,

Ярым житом сломятся,

Дождями в речку смоются.

Бог-то, видно, в немощи -

Так собирайтесь, Ненаши!

Сыщите моего любого,

А я сестрицей буду вам…”

Как поладил с Марьей Бес

Да на колокольню влез

И вдоль по утру раннему

Полетел за Ванею…

спать укладываю

спит и лошадь и коза

спи и ты закрой глаза

мыши спрятались в нору

на рассвете я умру

на рассвете ты поймёшь

что один теперь живёшь

как у нашего кота

что за сахарны уста

песни звонкие поют

на порог беду зовут

на порог зовут беду

солнце встанет - я уйду

ты котейку не гони

с ним короче будут дни

а по белым облакам

волки бродят тут и там

в одеяло завернись

и не прыгнут волки вниз

ты прижмись ко мне щекой

чтоб не слышать волчий вой

завтра будешь вспоминать

как боялся засыпать

а в лесу где смерть живёт

зайцы водят хоровод

сеют зайцы красный мак

кто не мёртвый тот дурак

в лес дороженька ведёт

через речку через брод

через голову мою

баю баюшки-баю

как по тропке у моста

вели Ваню-молодца

вели Ваню на убой

страх ладошками прикрой

спит за печкою сверчок

дремлет в церкви дурачок

лишь беда одна не спит

под оконцем вишь стоит

как раздую самовар

за рекой дымит пожар

из подушки лезет пух

топчет курицу петух

спи волчонок всё забудь

сбереги от пули грудь

мыши спрятались в нору

на рассвете я умру

Декабрь.

Весело.

Вечер.

Праздник.

“Мама!

А Дед Мороз - взаправду?”

“Конечно взаправду.

Спи, проказник.

Спи, повернись на бочок на правый…”

Декабрь. Небо волчьего цвета.

На проводах гроздья мороза.

Ёлки.

Игрушки.

Вопросы.

Ответы.

радио!

“…танки в Грозном…”

В телевизор смотрящие,

Спящие с тёплыми жёнами,

Целомудренные и гулящие,

Не считающие себя прокажёнными,

Денно и нощно рыщущие

В поисках рабочего места приличного,

Разумеющие отличие

Безнадёжного от безналичного,

Не дотягивающие самую малость

До Хранителей Истины в каждой фразе -

Вы не ведаете о том, что являлись

Лицами отдававшими эти приказы.

Тишина над городом, будто нет

В этом городе вовсе ни слёз, ни слов.

Затвори подвал на стальной засов.

Затвори подвал, придуши свой плач -

Расскажу, как Зверь был добыче рад,

Не спасали как ни Господь, ни Врач,

Если чуял мясо шакал-снаряд.

Как под Новый Год карнавал гремел,

Как горели ёлками стар и млад

Да как землю враз до костей прогрел

Озверевший Ангел - великий “Град”…

Был один язык, ты хоть как молись -

Хоть вечерню пой, хоть твори намаз -

Все молитвы насмерть в одну сплелись:

“Пощадите нас… Пощадите нас!..

Пощади ты нас, лютый бог-Спецназ,

Не пошли нам в лица прикладов твердь,

Пощади нас, снайпер, да между глаз

Не пошли нам ныне и присно смерть.

Отче наш - десант! Иже в небеси!

Да святится купол твой средь живых!

Не введи в прицел, от себя спаси

Да избави грудь от сапог твоих.

Господин наш Танк, нам остави дом

Не пусти кишки на круги колёс

И ни светлой ночью, ни тёмным днём

Не облай нас, дикий Калашник-пёс!..”

Так молился город. Все дни в году

Из подвалов слышался робкий глас.

И была одна молитва в ходу:

“Пощадите нас! Пощадите нас…”

Оловянные солдаты занимались войной -

Смело шли в атаку, кричали: “Ура!”

Любимые до гроба оловянной страной,

Штурмовали ненавистные горы и поля.

Оловянные солдаты по призыву трубы

Шли вперёд под светом лунных оловянных рогов,

Выметали, точно сор из оловянной избы,

Оловянные кишки из окаянных врагов.

На погостах, за стенами оловянных оград,

Кормили собою оловянных зверей

И летел по небу в звоне оловянных наград

Оловянный вой оловянных матерей…

А день был обычным солнечным днём

И тени деревьев ползли по окну,

И смеялся ребёнок в песке под окном,

Играя, играя, играя в войну.

А давай посидим в подъезде -

Там тепло и пахнет мышами,

А давай посмеёмся вместе

И придумаем злую песню.

Нас вороны помянут лихом,

Будут плакать о чём-то стены,

Будут метко стрелять солдаты.

И каждый сверчок будет знать свой шесток,

И каждый твой конь получит свой корм,

И в каждую руку воткнётся свой гвоздь,

И те, кто был вместе - окажутся врозь.

В светло-серые сны собачьи

Мы проникнем сахарной костью

И со смехом щенки поскачут,

И насытятся нашей плотью.

А потом наяву, под утро,

Помолившись буднично Богу,

Равнодушные чьи-то руки

Убивать нас будут жестоко.

Так давай посидим в подъезде -

Оботрём до конца побелку,

Нам бы только успеть на небо -

Кое с кем там сегодня стрелка.

Не чуя дороги, без сна и приюта,

Бредёт по земле от заката к рассвету

И камни молчат Ей, и птицы поют Ей.

Живая молитва убитому Богу,

Стальная оградка на древнем погосте,

Умом не понять и рукой не потрогать -

Настолько всё просто. Прозрачно и просто.

Ордынское семя, кабацкая заваль,

С Невы на Печору, с Непрядвы на Терек…

Ну помер - так помер, ну запил - так запил,

Тебе ли считать боевые потери.

Ни песен, ни басен, ни дна, ни покрышки,

По Сашке - тельняшка, фуражка - по Сеньке!

За что ж ты нас так-то, к пожизненной вышке,

К пожизненной жизни портретом на стенке?!!

Просить ли, месить ли осеннее тесто,

Лечить ли похмелье окопной водицей -

В каленой стерне только Ты нам невеста,

В солёной земле нам лишь Ты будешь сниться.

Опоясаны горы закатным ремнём,

Тишина натянулась в стальную струну,

Не допьём, не докурим и не допоём -

Без команд и приказов взорвёт тишину

Родина…

Вот-вот на шее сентября затянется аркан

И хлынет худо без добра в подставленный стакан.

Неровен час, кадык небрит, не понята вина

И рядом беспокойно спит красавица - война.

От плоти - плоть, от духа - дух, дурак - от дурака…

Взовьётся жареный петух под утро в облака

И, заблажив: “Да будет свет!”, под выстрел попадёт,

Война отбросит старый плед, очнётся и пойдёт.

Пойдёт красавица плясать задорно и легко

И в тот же миг на всех губах обсохнет молоко,

В мешок заплечный упадут патроны и лаваш

И кто-то влезет на ходу в отцовский камуфляж.

А там уж - хан или пропал, хрен редьки не добрей,

Помилуй, батюшка - напалм, утешь и обогрей.

Зелёный флаг, вороний глаз, ущербная луна…

Ты мне никто, а значит - враг. Вертись - крутись, Война!

Безумству храбрых нет цены, когда в цене броня.

Вернутся блудные сыны вселенского вранья.

Гулял один за одного, придёт один из двух -

Когда-нибудь и для него поджарится петух.

Как раненый ангел, в молчаньи бесслёзном

Ползу я по небу над городом Грозным

И падают звёзды в солёную реку

И холодно вновь престарелому веку,

И, словно забыв о земном притяженьи,

Крадутся за мной тополей отраженья,

И души погибших легко и бесстрастно

Скользят мимо нас по сияющим трассам,

И где-то внизу обожжённым иконам

Убитый старик отбивает поклоны,

Расстреляно молится под образами

И смотрит на лики моими глазами…

И падают звёзды в солёную реку,

И холодно снова двадцатому веку -

Как раненый ангел, в молчаньи бесслёзном

ползу я по небу над городом Грозным.

Как потянет с гор чумовым душком –

Прорастёт весна из камней свинцом,

Народится март, встанет в горле ком…

И туман раззявит зубастый рот,

И пугнёт ворон миномётный лай,

И огнём затопит последний брод,

И по всем по швам затрещит скала.

Досылай патрон! Не гляди назад!

Если в смерти прок - значит будет прок!

Если нужен ад – значит будет ад

И причём здесь боль перебитых ног!

Да из мата в мат на чём свет стоит!

Да из крика в хрип, как из жути в жуть!

Землячка не кличь – землячок убит,

Землячок шагнул в кровяную муть…

Уходи, Господь! Отводи Святых!!!

Нынче, Батя, не время молитвы петь!

Мы прикроем – грех не прикрыть Своих,

Тех, чьё дело жить, за живых радеть…

Рухнет в город последний снег,

Рухнет мать на могильный холм…

На излёте проклятый век,

На пределе горячий ствол…

Умирает в горах десант –

Девяносто седых парней.

Подрастай поскорей, пацан –

Пригодишься и ты стране.

Тишиною затоплены уши…

Долг. Отечество. Мужество. Гордость.

Ледяная вода и удушье.

Вот и всё. Вот и не о чем спорить.

Вот и вызрели слёзы любимых.

Из глубин предосеннего моря

Мы в иные уходим глубины.

Слышишь, Родина? – мы ещё дышим…

То ли Духом Святым, то ль Тобою…

Не позволь себе, Родина! - Слышишь?!! –

Оскоромиться ложью штабною!

Не позволь заблудиться и сгинуть

В адмиральских извилистых взглядах –

Там такие припрятаны мины!

Там такие чины и расклады!

Как тоскливо… Не лики, не лица…

Пустота за гортанью горящей…

Ох и страшно пред Богом явиться

Замурованным в ядерный ящик!...

Чёрный нимб аварийного люка…

На глотки разделяемый воздух…

А в груди-то – и тяжко и люто…

А в глазах-то – взрываются звёзды…

А в глазах-то – прозрачная просинь

Стать готова Новейшим Заветом…

И сквозь обморок шепчет матросик:

“Мама… где ты... спаси меня… где ты…”

Словно ртуть проливается в горло.

Тишиною затоплены уши.

Горькой Родины горе гордость –

Ледяная вода и удушье.

Писанкой пасхальною Солнце

Укатило в Боговы руки

Да тут же облака-волоконца

Вызверились в тучу со скуки.

Закрутило вмиг по дорогам,

Завертело пыль в хороводы,

Зазвенела темь за порогом -

Ух, задались же нынче погоды!

Запрягай, Илья, колесницу -

Конь-то в стойле, чать, застоялся!

Знаю, в грозы надо молиться

Да только я своё отбоялся.

Отмолился я, отмытарил,

Только так и не докричался,

Битым отбыл, всё отгитарил

Да промежду струн отлежался.

Радостей вкусив, обеззубел

Да так, что на беду не осталось,

Кого мог, того образумил,

С прочими - поёрничал малость.

Сыпал не в печаль так в потеху

Нищим слов моих золотишко -

Так вымели, что козьи орехи,

Что ж теперь мне, в прорубь, братишка?

Запрягай повозку, Илюха!

Молнии в поводья сгодятся!

Я те подмогну в заварухе,

Хрен ли просто так мне шататься!..

Заряжай, поехали, Старче!

Ох, давненько я не смеялся!

В хвост и в гриву жги, да пожарче-

Нынче я за всех отбоялся…

Кесарю - Богово,

Богу - наган,

Буги - безногому,

Блоку - стакан.

Космос- Гагарину,

Зверю - нора,

Киев - татарину,

Древу - кора.

Пламя - пожару,

Небу - набат,

Сантане - гитара,

Армстронгу - труба.

Порку - пророку,

“Челюскину” - льды,

Лесу - сороку,

Отечеству - дым.

Мусору - веник,

Монаху - елей,

Пятую ногу -

Собаке моей.

Белому - красного,

Сирому - дом…

Каждому - разного.

Всем - поделом.

По беспутным степным дорогам,

По калёным пшеничным остям

Сколько лет уж ходим под Богом

К желтоглазому чёрту в гости.

С прибауткой да с самогонцем,

С кистенём под полой овчинной -

Что нам ветер и что нам солнце!

Что нам следствия, что причины!

И никак не возьмёт усталость -

Даром вены на шеях вздулись.

От кого ж нам она досталась -

Азиатская наша дурость?..

Сыпь, гармошка, по миру ноты!

Не кончайся, гремучий праздник!

Расползается небо потом

По рубахам по нашим красным…

Средь вересковых полян –

Замок стоит на скрестьи путей,

Как сказочный великан.

Облака задевая зубцами стен,

Над туманом неслышно плывёт

И в стране той волшебной известно всем,

Что Колдунья в замке живёт.

Прекрасно лицо её, как эдельвейс,

Губы её нежны,

Секреты всех неземных чудес

Открыли ей эльфы с Луны

И каждую ночь, на башню взойдя,

Огонь зажигает она

И слова заклинаний к Луне летят

Со светом того огня.

Но горе тому, кто устав от дорог,

К замку свернёт впотьмах,

Забыв обо всём, переступит порог

И утонет в её глазах –

Ведь волшебный напиток давно готов

И Колдунья странника ждёт…

Он поднимет кубок и выпьет без слов,

И замертво упадёт.

Утихнут ветры в Стране Дождей

Когда послышится стон.

То Колдунья увидит – пришедший к ней

Был рыцарь, а стал – Дракон.

Смеясь, одежды сбросит она

И, несчастного оседлав,

Нарисует в воздухе огненный знак

И Дракон расправит крыла!

Сквозь облака взлетев наугад,

По молниям близких гроз

Попадут они в дивный небесный сад

И вернутся с букетом звёзд.

А когда вернутся – Дракон умрёт,

Но ей ли его жалеть!

Ведь из тех букетов, что есть у неё

Можно небо сложить на земле.

Каждый вечер сажусь я к окну,

Чтоб тихонько повыть на Луну,

Каждый вечер я перед сном

Становлюсь одиноким псом.

Каждый вечер моя Луна

Пьёт со мной этот вой до дна.

“Суета, - говорит, - сует…”, -

И машу я хвостом в ответ.

Не в праве я быть узнанным Тобою

В неверных отражениях зеркал,

Но всё ж не зря Тебя мне предрекал

Оракул, именуемый судьбою.

Я знаю, не насытят поцелуем

Глаза Твои мой опустелый миф,

Но всё ж за жажду, каплющую с рифм,

Всяк любящий – вовек не наказуем

Тобою жить не в праве я посметь

И губ Твоих тепло не для меня,

Что сны, коль этих снов не обезболить!

И, взгляд случайный бережно храня,

Осталось лишь тобою умереть…

Так кто же мне решится не позволить!

Предутренней росою причастившись,

Предчувствием Тебя оцепенеть

И знать – прочнее в мире цепи нет,

Чем та, что я сковал, Тебе молившись.

Явив пред Солнцем лик свой потускневший,

Читать Тебя в яснейшей из картин,

И верить – тоньше лёгких паутин

Я сеть соткал в строке, Тебя воспевшей.

Но, день прожив, опять уйти туда,

Где Ты, без ловчих сетей и цепей,

Свои объятья даришь мне невинно.

Где шепчешь Ты: “До дна меня испей…”

Где нет неизмеримого труда –

Быть вне Тебя, не ведая причины.

Найди меня дыханием Твоим

Под стылой плащаницей снеговою,

Дай знак ветрам и пусть ветра отмоют

Лицо моё от слёз минувших зим.

Поверив одинокому костру,

Приди ко мне во что бы то ни стало,

В тех землях бесприютных, где устал я,

Не оставляй, но дай коснуться рук.

Пролей в меня целительный настой,

Одежды сбрось, забыв о настоящем –

И голос глаз, беззвучно говорящий,

Войдёт в Тебя звенящей простотой.

И встану я… И будет так глубок

Водоворот наш в небесах зелёных…

И где-то далеко два скорпиона

Убьют друг друга, свив тела в клубок.

Не уснуть до утра, не забыться до бледного света,

Не согреться тобою в звенящих снегах простыней

И живительной памятью нашего краткого лета

Не залить никогда убивающей жажды моей.

Не догнать, не вернуть, не коснуться губами ладони,

Не взлететь выше сосен и в травах июньских не пасть,

Не уйти по степи в те края, где атласные кони

Дарят зорям вечерним свою небывалую масть.

Не купаться в озёрах под дикою этой луною,

По звериному чуя лишь губы да рук окоём,

Не блуждать по щекам твоим тёплой водой дождевою

И в тебя не войти грозовым долгожданным огнём…

Не уснуть. Не уснуть и не юркнуть в прохладную вечность,

Чтобы там от себя схорониться хотя бы на миг…

Почему же проклятое время поэтов не лечит?

Ты не дашь мне ответа, хозяйка бессонниц моих.

Жду тебя днём и ночью,

В небе тебя читаю –

В звёздных звенящих строчках,

В облачных тёплых стаях.

Жду тебя… Так в могилах

Ждут окончанья смерти,

Так в коммуналках стылых

Ждут Письмеца В Конверте.

Жду тебя. Вижу. Помню.

Чую звериной чутью,

Руки к рассвету полню

Тихой твоею чудью…

Пальцы ползут по грифу.

Сняты остатки грима.

Жду тебя, словно рифму

К жизни, летящей мимо…

Отыщи меня в чистом полюшке,

За какой мне грех эта долюшка?

Вьются семь тропинок у ног моих,

Вьются да влекут в разны стороны…

Присоветуй, верить какой из них,

Коль над каждой плещутся вороны.

Плещутся да каркают злобное:

“Не сыскать, - кричат, - тебе любого!

Хоть куда иди – место лобное

Будет ждать тебя, место лютое.

Хоть куда тяни злату ниточку –

Оборвётся, больно уж тонкая.

А к любви закрыта калиточка

На замок – молву злую звонкую!”

Красное моё, не оставь меня!

Расскажи, что вынется – сбудется.

Дай хоть каплю малую от огня –

Вдруг, да в ней мне милый почудится…

Так поворотись же ко мне лучом

Да умой лицо моё белое!

Я ж тебе молилась, ох, горячо,

Для тебя, родимое, пела я.

Каждую ночь ему снилось

одно и то же –

Длинный зелёный поезд

готов к отправке,

Репродуктор хрипло поёт

“Прощанье славянки”,

Провожающие в спешном порядке

покидают вагоны…

Каждую ночь, во сне,

он занимал своё место,

Обменивался парой коротких фраз

с соседями по плацкарте.

Каждую ночь он знал,

что сделал Главное Дело,

Ведь главным для него было –

сесть в Поезд...

И стучали колёса,

и храпел мужичок на соседней полке,

И в голове роились

маленькие пустяковые мысли.

Он гнал их прочь,

убегал от них курить в тамбур,

Он старался думать о той,

что, возможно, его не встретит.

И каждый раз она его всё же

встречала,

Они долго-долго стояли,

вдыхая драгоценный запах друг друга,

Занимая вдвоём так много места

в своём пространстве,

Что все остальные

просто-напросто из него исчезали…

Каждое утро он поднимался

из растерзанной сном постели,

Чтобы привязать красный вязаный шарф

к холодной дверной ручке,

Соорудить на другом конце его

неуклюжую петлю

И под хлопотание старенького будильника

мучительно удавиться.

Он поступал так на протяжении многих дней,

каждое утро.

Именно так – на красном шарфе,

связанном, кажется, мамой,

Именно так – мучительно, страшно,

но, в общем, успешно…

И в каждой последующей его жизни

этот сон повторялся.

На ночной дороге лунной,

Утомлён её верстами,

Я, под шелесты июня,

Разговор завёл с ветрами.

Крикнул я степным прокудам,

В ковыли войдя, как в омут:

“Прилетели вы откуда?

Что за Родина вас помнит?”

И ветра мне отвечали,

Травы росные встревожив:

“В тех краях, где нет печалей

Мы коней своих стреножим.

Там, в седых косматых елях

Наши гнёзда тихо дремлют –

В междуоблачных пределах

Колдовские эти земли.

Там ночные хороводы

С лешаками вьют медведи,

Там живёт в озёрных водах

Рыба-Царь с глазами ведьмы,

Там стожары в лес упали,

Месяц там пасётся в поле,

Там навеки запропали

Те, кто в жёны выбрал Волю”.

Стихли все ночные звуки

И ветра коней умчали,

А я лежал, раскинув руки,

Посреди степи печальной.

Катилась луна над лесом звонкой монеткой,

Падали с неба спелые яблоки звёзд

И ветер-расстрига готов был от света до света

Целовать обнажённые спины старых берёз.

За тёмной рекой колдуны с бородами седыми

Сны сочиняли в дуплах столетних дубов,

Поздняя осень касалась стопами босыми

Ломкого первого льда у речных берегов.

Предзимняя стынь выползала из дальних оврагов,

Кипели туманы в котлах опустелых лощин

И волки смотрели на небо глазами монахов,

И черти играли на дудках сухих камышин,

И не было Бога в негромком и ветхом мире,

И ангелы спали в хрустальных небесных гробах,

И юные ведьмы в избушках лесных ворожили,

И догорали созвездия в волчьих глазах.

На крыше облачного дома,

Я успокою шумных птиц

И притушу ночник-Луну,

Я приложу к губам свирель –

Подарок старенького гнома

И на закат твоих ресниц

Наброшу сказок пелену.

К твоей священной наготе

Не прикоснувшись даже взглядом,

Я для тебя сыграю сон

Из разноцветных грустных нот

И в их звенящей высоте

Увидишь ты – с тобою рядом

Летит серебряный Дракон

И тишину крылами пьёт.

Он сероглаз и одинок

Среди вселенской круговерти,

Его покой так далеко,

Но словно сталь тяжёл полёт…

Он так устал искать тот срок,

Когда его в Озёра Смерти

Отправит праведным клинком

Храбрейший рыцарь Ланселот.

Дракон, неслышим, пропадёт

И в тот же миг под грохот бубнов

Родит безумный карнавал

Героев радостных картин…

И белый клоун в зал войдёт,

Когда, твои целуя губы,

Тебя во множестве зеркал

Закружит глупый Арлекин.

И ты увидишь как горят

Огни свечей в обряде вечном,

Как кожа ангелов бела,

И ты умрёшь у алтаря

В хрустальном платье подвенечном

Той Коломбиной, что жила

В глазах бесчисленных Пьеро.

цветные слышал сны,

летевшие с холстов

стеклянною капелью –

застывший перезвон

застенчивой весны,

мосты, что сведены

меж мартом и апрелем,

расхристанных ворон,

смиренных сизарей,

рекой разъятый лёд,

распахнутые тучи,

и пропасти окон,

и звёзды фонарей,

и клочья синевы

над мраморною кручей…

…а город-полутон,

в тягучем полусне

качаясь, плыл вперёд

виденьем бестревожным.

Но пробили часы –

и сник последний снег,

и в мир ворвался день,

и был рождён художник…

Троица-трёхстишие,

Триединство света.

Голоса чуть слышные

Клеверного лета.

В доски вековечные

Вписанное Слово –

Сны медово-млечные

Юного Рублёва…

И маятник застал в полукачаньи,

Когда я уходил, храня молчанье,

В страну, где нет ни лета, ни зимы,

Где бьётся в кубках красное вино,

Где светятся гранатовые зёрна

И где фигляр-огонь, в камине чёрном

Танцуя, ждёт меня давным-давно,

Где клык вулкана древнего, как смерть,

Кружа над морем, облако кусает,

Где женщина пернатая бросает

Меня в свою цветную круговерть.

Он умрёт в понедельник, в апреле безвестного года,

Остановится сердце, положенное отстучав.

Это будет внезапно, за двадцать минут до восхода.

Это будет логично – без исповеди и врача.

Он умрёт не проснувшись – не вынырнет из сновиденья –

Не возникнет желанья покинуть свой красочный мир.

Будет очень легко ему и в бесконечном паденьи

Без остатка он канет в созвучия ангельских лир.

Двадцать веков за усталою этой спиною,

Две тысячи лет под ногами дорога пылит…

Сколько пророков с тех пор стало просто золою,

Сколько ещё их родится и сколько сгорит…

Вечная жизнь это семя в муку перетёрла,

Покаянья не слышно за лязгом её жерновов.

Капля за каплею – дни, как сукровица горлом,

Тихо сочатся со стиснутых в муке зубов.

Тянется путь в бесконечность без снов и привалов,

Сердце под рёбрами бьётся надеждой на смерть.

Двадцать веков – это так изнурительно мало

В сравнении с тем, что ещё предстоит одолеть.

снова сменил лица

И, как крестные муки,

потянулись по миру тени…

Это осень, сестра.

Это осень – и нам не спится.

Это осень – и тронут наш сад

золотым тленом.

Это осень, сестра –

и впадает Нева в Лету,

И вороны клубятся молча

над речкой чёрной,

И уже срифмовался так

“поэт” с “пистолетом”,

Что ладони зудят

у звонарей церковных.

Это осень, сестра,

это осень – ты слышишь? Осень!..

Это дни, когда мы обязаны

жить вечно,

Когда мы у Бога

совсем ничего не просим,

Но идём рядом с Ним

по дорогам Его млечным…

Шаг за шагом, из боли в небыль

Выверяя свой вечный путь,

Подчиненный Земли и Неба

Познаёт мирозданья суть.

Битый солнечным рыжим ветром,

Кожей чующий каждый ритм,

Он – охотник за тьмой и светом

В обиталище строк и рифм.

Счастливой охоты!

На дорогах кривых,

На сплетеньях безверий и вер,

На ветвях оживающих верб,

На полянах грибных!

Счастливой охоты!

В огоньках папирос,

В глухомани брусничных болот,

В перезвуке молчаний и нот,

В перестуке колёс…

Бьётся пульсом живого слога

Заповедное ремесло,

Где зверями ползут из логов

Череды филигранных слов,

Где к рассвету блажен Творящий,

Где и гибель, и взлёт, и плеть,

Где спасение – мир лежащий,

Словно рукопись, на столе.

Счастливой охоты!

В непроглядной степи,

В звёздной песне далёких волков,

В белых высверках глаз и клыков

Да в оконцах слепых…

Счастливой охоты!

Посреди тишины,

Посреди удушающих стен,

Посреди перегрызенных вен,

Посреди тошноты!..

Так отшельники Чуду внемлют,

Так умерших любимых ждут,

Так рожают и пашут землю,

Строят храмы и листья жгут,

Так со смертью о жизни спорят,

Так встречают в лесу пожар,

Так с креста на Иуду смотрят,

Так глотают кипящий вар.

Счастливой охоты!

Заклинатель свечей,

Серокрылый Вершитель Страниц

Из затерянной в небе страны

Неусыпных ночей.

Счастливой охоты!

Блудный пасынок сотни планет,

Брат дырявой сумы да молвы –

Полунищий Поэт…

Он однажды за всё расплатится –

Око за слово, зуб – за звук…

Но не в пыль голова покатится –

В упокой Божьих тёплых рук.

И достанется Богу Богово,

И к истоку придёт река.

Исцелят топором убогого –

Как обычно…

Ну, а пока –

Счастливой охоты!..

Раскрыли вороны

врата-глазищи,

Раззявили клювы

шире шири

И облака –

портянок не чище –

Над миром круженье

остановили.

Сбился звёздный табун

с круга,

Ангелов гомон:

“Что там? Что там?!!”

А патрон

в обойму входил упруго,

Желтизною блестя,

будто глаз чёрта…

Палец лёг на курок

уверенно,

Рука не спеша

поднялась к виску –

Пуле последний кредит

доверия!

Пуля всегда рада

броску!

Что толку в пьяности,

если есть свинец?

К чему кокаин,

если порох выдуман?

Пусть воют:

“Трус! Он выбрал лёгкий конец!”

Катитесь прочь!

Я больше не выйду к вам!..

Механизм пистолета

как стих – прост,

Пружина дёрнулась,

прямя свои кольца,

Пламя в гильзе

поднялось в рост –

И вот уже Солнце

на части колется…

А утром,

на следующий день после выстрела,

По улицам питерским

и московским

Мчались газетчики,

оря неистово:

“Граждане! Последние новости!!!

ВЧЕРА!

ЗАСТРЕЛИЛСЯ!!

ПОЭТ МАЯКОВСКИЙ!!!”

И рванул пулей-дурой в слезящийся солнечный глаз.

Колотилось кровавое что-то под чёрной рубахой,

Но я знал – надо выжить. И в этот и в следующий раз.

Знал – нельзя потеряться в болотах слюнявых мнений,

Знал, что ждёт меня Город, где каждая тварь - Пророк,

Где так страшно плутать по задворкам чужих настроений,

Где так хочется вмазать “винтом” по сосудам строк.

Где открытые окна плюются к рассвету телами,

Чтобы повод найти для пролития слёз в некролог,

Где страницы газет запоздало пестрят именами

Тех, кто забил на всё потому, что иначе не мог...

Что ж, ловите меня, вот я весь – от зубов до ботинок,

Вот дрожит в перекрестиях улиц мой хрупкий висок...

Да, я знаю, что принцип игры проще детских картинок:

Или будешь играть, или пуля под левый сосок.

Или будешь играть, или сдохнешь от каторжной скуки,

Расползёшься по дням-простыням непотребным пятном

И, когда подопрёт, наложить на себя свои руки

Не сумеешь – ведь будут вонять эти руки дерьмом.

Так оставайтесь как есть – но земля не пребудет мне плахой!

Улетаю в горячий слезящийся солнечный глаз

И колотится что-то под чёрной моею рубахой.

И нельзя умирать мне ни в этот ни в следующий раз.

Облака-портянки...

Я вчера, такой сякой,

Нюхал их по пьянке.

Всё идёт дождём, ничего не ждём,

До креста б допиться – и ладушки,

А кормить ворон нам не в лом, не в стрём –

Вот те Юрьев День, вот те бабушка.

Вот те трын-трава, на траве - дрова,

На дровах - братья, голь голодная.

Где сума-тюрьма – разбирай сама

Да ложись на нары свободные.

Вот те каша, вот те щи –

Ставь ладошки ковшиком,

Спиртом душу полощи,

Режь по сердцу ножиком.

Налетай - подешевело,

Было - рубль, стало - жизнь,

Было - слово, стало - дело...

Эй, сеструха, знай-держись!

Вот те сласть-лафа, одурь-наркота,

Набивай карманы дырявые,

Вот те град Уфа, вот те Воркута,

Вот те в рай билеты халявные.

Вот те мир-любовь - забирай, сестра,

Не жалей о том, что не выпила –

Смерть тебе свекровь, я твой младший брат –

Хороша ж родня тебе выпала!

Ангел по небу летает,

Ловко крыльями сучит,

Не о нас ли пёсья стая

Под оконцем голосит?

Обломайся, гриф гитарин!

В мат молитвы преврати!

Как меня ты не крути!

По сверчку шесток да по венам ток,

Ржой кресты нательные съедены,

Кто на твой роток натянул платок,

Тот и пал на чело отметиной.

Сядь на кол-насест, схоронись от зим,

А коль с губ слетит слово пенное –

Вот те крест, а вот тебе сульфазин

Под рубашку твою смиренную.

Души на чёрных кладбищенских липах

В каплях дождя преломляясь, дробятся,

Хрустальною пылью тихонько шуршат по изгибам ветвей.

Ползают светлые блики по ликам

Усталых синиц и синицы боятся

Остаться скитаться по мокрой земле и не видеть людей.

Люди, лишённые душ, улетают,

Листьями лиц каменея в полёте

И линии крыльев точны безупречно и ломки, как лёд,

А души в предчувствии душного рая

Вслед им поют одинокие ноты

И смотрят синицы в молчаньи на облачно-каменный свод...

Чужая ночь над городом чужим.

Дремотный свет стекает с фонарей.

Рассеялись цветные миражи

В проёме кем-то запертых дверей.

Чужие тени бродят по углам,

Чуть слышно половицами скрипя

И спит душа, сожжённая дотла,

И сны её над крышами летят

Домой...

Усталые крылья несут их домой.

Домой –

В страну вековечных несчитаных вёрст.

Домой –

К погостам, заросшим седою травой.

Домой –

К апрельским слезам на ресницах берёз.

Ко сроку все молитвы возданы.

Густеет воск погашенных свечей

И темные глаза чужой луны

Венчают ряд обыденных вещей.

Как равнодушен тусклый этот взгляд

Но память продолжает ворожить –

И спит душа. И сны её летят

В чужой ночи над городом чужим

Домой...

В огромный и дикий заснеженный край –

Домой.

К морозным туманам в зените зимы –

Домой.

В страну журавлиных непуганых стай –

Домой.

К стогам на далёком востоке земли...

Кровь-любовь, словечки-свечки,

Осень у порога...

Просят, просят человечки

Счастьица у Бога.

Где б их не носило.

Кто большого, кто – не очень.

Что кому по силам.

Как точили топоры палачи –

Искры сыпали, что рожь в закрома.

Как хрипели палачи: “Получи!..”

Отдавали плаху мне задарма.

Помню, трое их стояло вокруг –

Век живущих Ремеслом-на-Крови

И рубили в шесть натруженных рук

Да под самый корень крылья мои...

Не торопясь да с роздыхом

Били – говорили речи мудрые:

“Не летать тебе, - кричали, - по воздуху

Да ногами не топтать тучи хмурые.

Захотел, дурак, назвать себя вороном

Да в братья податься к ветру-раскольнику!

Ох, забыл, не посмотрел в нашу сторону

Перед тем, как сигануть с колокольни-то...”

Был мой первый душегуб ликом бел,

По плечам коса змеёю текла...

Я спросил: “Как звать тебя?” - он пропел:

“Мол, Любовью меня мать нарекла...”

А второй-то всё молчал – знать скучал,

Не впервой, видать ему убивать.

Я по нимбу разузнал палача

Да по имени не стал называть.

Вот я к третьему лицо ворочу

И – как будто кипятком по глазам!

То ль смеюсь я, то ли криком кричу!

Это ж... Мать-то вашу! Это ж я сам!!!

На пустом перекрёстке дорог у границы веков

Мы глотаем отвар человеческой вызревшей боли,

Сотворяя старинный Обряд Написанья Стихов.

Горек вкус у питья, тяжела золочёная чаша –

Но одна лишь молитва родится с последним глотком.

“Наливайте ещё! Где та амфора звёздная ваша?

Ну а Боги иль Черти вы – мы разберёмся потом!..”

Иерусалим...

Гефсимания...

Сад...

Оливы, которым больше двух тысяч лет...

Огромный, толстые, корявые стволы...

Здесь Иисус молился в последний раз...

Здесь Его поцеловал Иуда...

Здесь Его арестовали...

Здесь сказал Он: "За что, Отче? Отведи от меня чашу сию..."

Наши дни...

В Гефсиманском Саду - работает садовник.

Терпеливо.

Уверенно.

Умело.

Ухаживает за розами.

Совсем мал сад. С приличную квартиру размером.

Паломники...

Со всего света...

Католики.

Протестанты.

Православные.

Лютеране.

Баптисты...

Падают в обморок от ОЩУЩЕНИЯ...

ЗДЕСЬ!

ВОТ НА ЭТОМ КАМНЕ!

ОН!

МОЛИЛСЯ!

Старенькие бабушки...

Может вся жизнь положена на то, что бы увидеть ЭТИ камни...

Истово...

Молятся...

Лбом - в сухую землю...

Жарко...

Очень жарко...

Внизу, у подножия Масличной Горы - кладбище.

В День Суда это кладбище встанет в первую очередь...

Золотой купол мечети Аль Акса над Городом...

С Храмовой Горы Мохаммед вознёсся в рай...

Молятся...

а садовник - работает

древний, как время

седой

высушенный солнцем

работает

просто - работает

Вот - Поэт.

Да ещё - уборщик в Храме Гроба Господня.

Да ещё - смотритель на Голгофе.

Да ещё - монашек, пускающий в Пещеру Гроба.

Это - работа.

Был.

Пробовал пройти босиком по Виа Долороса,

дороге слёз, дороге от Синедриона к Голгофе.

Не получилось.

Горячо...

А в небе - боевые вертолёты ВВС Израиля.

И на улицах - люди с автоматами.

А садовник - работает.

Просто - работает.

Тень моя - гулкая маска безглазая,

Золотоликая, дикая Азия,

Неистребимая роспись настенная,

Пылью покрытая Азия - тень моя…

1. ДИКИЕ

Разлетаясь песком по мирам, шелестит Гоби,

Отражается мёртво в железных глазах монгола…

В городах, унесённых ветрами, живут Боги.

В меднолицых Богах испокону живёт Голод!..

На закат, за гряду гор,

Где до времени упал снег!

Время рвёт голосов хор,

Рвёт дороги кобылиц бег.

Это - Мы, а Нам закон - гон!

Это - мы, а имя Нам - Тьма!

Нас ходить учил отец-Конь,

Нас воспитывала Плеть-мать!

Воют-воют на цепях псы!

Змеи прячутся в тиши нор!

Скоро, скоро наших юрт сыпь

Вас покроет и придёт Мор!

Звёзды диким табуном вниз!

Копья дрогнули - настал Час!

Наше слово это - Чингиз!

Наше дело - придушить вас!

Дальше! Дальше!

Жадной пеной!

Не спасут вас

Ваши стены!

Сердце Солнца

Сталью вскрыто!

Биты люди

Боги сыты!

Дальше! Дальше!

Чёрной лавой!

Рысьим скоком!

Волчьей славой!

Мир за миром

Нам под ноги!

Сыты - люди!

Биты -Боги!..

2. ЛИХО

Разбуди меня, Лада, до свету,

накорми коня, Лада, досыта

подведу под седло Гнедого я

нынче быть тебе, Лада, вдовою…

Что там сказано? Много ль выпито?

Не за зря построжали лики-то!

Рукоятями ропщут палицы

Тьмы косматых с Востока валятся!

Диких копыт - не считано!

Слышишь ли, Лада, топоты?

Скоро иглою шитое

Копьями будет штопано!

Тени пращуров за спиной

Пальцы тронуты тетивой!

Пахнут осенью листья прелые…

Вот и брызнуло утро стрелами!

Рань, размотана сучьим потрохом,

Смотрит-скалится взглядом-порохом!

Что не вынется то не сбудется!

Волк в лесу своём не заблудится!

Не подломятся ноги латника,

Коль у сердца он чует ладанку!

Мечено небо заревом,

Учены кони шпорами.

Эх, закипает варево!

Всем отольётся поровну!

Тени пращуров за спиной

Пальцы схвачены тетивой…

Слово выцвело, дело вызрело,

Лучник вызверен ядом выстрела!

Жили, не жили - что нам с этого?

Нету времени плакать - сетовать!

Сталью сталь без огляда ломится

Будет воронам чем скоромиться,

Будет гибели, чем пресытиться

Жито лютое в небо сыпется!…

Рвутся кольчуги дедовы!

Мёртвые долу клонятся!

Не отдадим победы мы!

Сказанное - исполнится!

Тени пращуров за спиной!

Пальцы взрезаны тетивой!

ЭПИЛОГ

Оставили сёдла посмевшие сметь

В потьмах не залечь на дно…

Бессмертное право обманывать смерть

От века таким дано!

Трепещет Победа в усталых руках,

По кругу - и хлеб, и ковш…

Пусть кровью чужой этот пир пропах

Для нас он тем и хорош!

…и степи пестрели платками костров,

и всяк поминал да пел,

как жадные стрелы, глотая простор,

пророчили нам удел!

Как тропы стелились шершавым рядном

Под ноги и под тела!

Как жилы и шрамы сплетались чудно!

Как ярость не подвела!

Как кони храпели, натужно и зло

Зелёной слюной кипя!

Как каждому выжившему повезло

Поводья не дёрнуть вспять!

Как раною горло цвело у врага!

Как вился над раной пар!

Как те, чья улыбка ещё не строга,

Учились держать удар…

Рвутся тонкие нитки строк…

Знать бы точно в который раз

Не в причуду, не в срок, не в прок

Помянулось о дальних вас.

Не пеняя и не уча,

В тишине письмецо крою

Чтобы было о чём скучать

А у нас - опять снега до небес,

А у вас - опять Париж да тоска…

А у нас - не Мерседес, так собес,

А у вас - не мемуар, так рассказ.

А у нас - по вечерам всё стрельба,

А у вас - не продают Беломор .

А у вас , чуть что - …такая судьба…

А у нас, чуть что - запой да топор.

А у нас - что ни поэт, то алкаш,

Но зато - что ни алкаш, то поэт,

А у нас - на ребятне камуфляж,

А у вас - на суаре менуэт.

А у нас - аптека, ночь да фонарь,

А у вас - Трокадеро да Максим ,

А у нас - чертей гоняет звонарь

Да с утра по сыну мать голосит.

А у вас - что ни герой, всё на час,

А у нас что ни война, все на всех,

А у вас - Пегасы топчут Парнас,

А у нас - плутают кони в росе…

А у нас - кто поднесёт - тот и друг,

А у нас - кто на кресте - тот и Бог,

А у вас - как на селёдочку лук

Так nostalgie и даже Питер - неплох!

А у нас - кругом зима да сума,

А у вас - по полкам Бунин да Фет,

А у вас - любая блажь - от ума,

А у нас - в Большом хороший буфет!

А у нас - опять болеет страна

Только каждому из нас - не больней

С Нею мы, и, значит, с нами - Она…

Возвращайтесь! Здесь вы нынче нужней…

Стекло окна, узор ветвей,

Холодный душ, солёный вкус,

Январь - ключом по голове,

В ладонях - снег, на даме - туз.

Короткий день, трамвайный звон,

По небу - Примы горький дым,

Последний дюйм, один патрон…

Зима две тысячи один…

Мороз повис на проводах,

Звенят посудою бомжи,

И не понять - где нет , где да ,

И как-то дальше надо жить…

Глаза - в стреляющий экран,

Рука - в тоскливый кошелёк…

Продать Талмуд, купить Коран…

Мозгам - отбой, ногам - в ларёк!

Кого-то ест чумной подъезд…

Почтовый ящик снова пуст…

Опять не мне благая весть

Соседу снизу - ну и пусть!

Всё хорошо! Младенец век

Испачкал первые штаны!

И я мечтаю о траве,

Но до весны - как до Луны!

А вот - стакан! А вот - портвейн!

Когда же кончится война?

Сменить бы Невский на Бродвей

Да пропадёт без нас страна…

Ушёл бродячий самолёт

На запасной аэродром…

Шевчук за стенкою поёт

Про то, как грянул майский гром!..

Сведённый мост, Великий Пост,

Какая лёгкость бытия!..

В глазу - бревно, в гортани - кость,

Уснуть - да хата не моя..

Январь - ключом по голове,

По небу - Примы горький дым…

Стекло окна, узор ветвей…

Зима две тысячи один.

Пробьют в назначенный срок

Тот, кто уютом по горло сыт,

Оставит родной порог.

Не поминая обид и бед,

(Прошлое на засов!)

Он уйдёт туда, где так ярок свет

Созвездия Гончих Псов…

В котомке заплечной вино и сыр…

Посох в руке тяжёл…

В избытке желаний, дорог и сил…

И месяц над лесом жёлт!

Беспечный Ангел! Игрок с судьбой!

Дитя старинных часов…

Таких всегда зовёт за собой

Созвездие Гончих Псов!

Таких, как Он, не колеблясь, ждут,

Изверившись и устав!

Такие чем-то сродни дождю

И шороху первых трав…

Иди! Пускай одинок и сир

Груз пережитых лет!

Пускай за душой лишь вино и сыр…

И струн запасной комплект…

Пускай любой другой говорит,

Что ты лишь пасынок снов…

Ты будешь идти… Для Тебя горит

Созвездие Гончих Псов.

Сербия…Вспоминая Велимира Хлебникова, так и просится сказать:

…не раз колебала ты чаши Весов…

Сербия…Налитой… Тугой, как грудь Любимой,

шар Солнца в автобусном окне…

И, чуть позже, огромное синее небо над Дунаем…

Сербия…

Блок-пост.

Солдаты.

Офицер - входит в салон.

Кто такие? Документы!

Мы - русские музыканты… Группа ДДТ… Приехали поддержать…

Русские? Где же ваши С-300?

Да в багажнике лежат . Возле гитар…

Смех.

Команда смирно!

Личный состав блок-поста строится вдоль трассы Будапешт - Белград…

Отдают честь.

Приклады Калашей грохают об асфальт.

Ком в горле.

Оказывается, в этом мире есть ещё люди,

которые при слове "русские" вскидываютруку к фуражке.

Сербия…

Ласковый, вкрадчивый шелест ракеты…Томагавк …

Грохот в квартале от площади Князя Милоша, где проходил концерт…

Куда попали?

В штаб ВВС…

Мы видели потом, что осталось от этого штаба…

Сербия…

Нация сжата в кулак.

Хо-хо!..

Эти парни умеют воевать!

Сербия…

Белые полосы в небе.

Очень странно осознавать,

что это - инверсионные следы бомбардировщиков.

Раз они - ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС,

значит через несколько минут кто-то погибнет.

Сербия…

Эх, ты! Мать ты честна!!!

Ночь в Белграде…

Опять - небо!

Вся война - в небе!

Несётся ком огня!

Да прямо в ТЕБЯ!

Вот СЕЙЧАС!

Цель - отель Континенталь !

КАК!

ВЕДЬ МЫ!

ТУТ!

В ЭТОМ!

ОТЕЛЕ!

СТОИМ!

НА КРЫШЕ!

УМИРАТЬ?!!!!!!!

Не-е-е-е-т…

Навстречу кому поднимается из-за горизонта светящаяся точка…

Звезда Полынь…

Где-то их траектории должны пересечься…

Пересекаются.

Взрыв.

Кома больше нет.

Славно сработал какой-то Будимир…

Это - зенитный комплекс - Куб .

Специализация - малоразмерные скоростные низколетящие цели.

Сиречь - Томагавки .

Куб…

Сделано в Советском Союзе!

А над Белградом продолжается фейерверк!

И тянутся прямо к Богу огненные бусы зенитных очередей.

Сербия…

Город Суботица.

Город маленьких ресторанчиков и нереально красивых женщин.

Эх, Бруна, Бруна!

На таких, как ты - женятся не раздумывая

и бывают счастливыми весь остаток жизни…

Как мы понимали друг друга?

Не знаю…

Наверное, кончиками пальцев…

Ты не была сербкой.

Отец твой - венгр.

Мать - гречанка.

Я всё помню, Бруна!..

И прости меня за то, что между странами есть границы…

Сербия…

Снова Суботица.

Воздушная тревога.

Вой!

Гул самолётов!

С-суки!!!

Одна бомба не взорвалась - и на ней мелом: Это вам к Пасхе!

С-суки!!!!!!!!!!!

Сербия…

Маленький отель на берегу озера.

Драган…

У него - маленький сын. Ровесник моему Яньке.

- Драган, где можно купить ракии и кассет для камеры?

- Не проблема. Садись, поехали

Белый Мерс…

Изрядно поддатый Драган…

Скорость - под 200!

- Щас! - говорит он и нажимает кнопку магнитофона.

Сюр! Первый Фортепианный Концерт Чайковского!

Громкость зашкаливает!

- Альгис!

Народ, который способен придумывать такие гармонии не опустить!

- Да, Драган!

Мы славяне!

Нас ебать - хуи тупить!

Сербия…а храмы в Белграде - византийского канона…

а война по сербски - рата…

а спасибо - хвала…

а офицер - воевода…

Сербия…

Боль моя.

Любовь моя.

Мой Дунай.

Моя Тиса.

Моя Бруна.

Моя Суботица.

Мои Солдаты.

Мой F-117 Стелс , сбитый над Белградом!

Зарезанные албанцами дети!

И Васька! Мой сосед Васька! Гвардии сержант ВДВ!

В Иваново мы живём с ним в одном доме!

Это он косил из пулемёта албанских козлов,

охраняя женский православный монастырь в Косово.

У него на груди висит серебряный крест.

Орден Мужества.

За Сербию…

Когда метели февраля

Непререкаемо бездонны,

А снег на мертвых тополях,

Как неуют чужого дома…

Когда от солнца нет вестей

И краток день, и ветер вечен,

Ложась в холодную постель,

Я вспоминаю Ваши плечи…

Неутомимый пилигрим,

Ведомый тайною мечтою –

За что на зависть всем иным,

Я этой чести удостоен:

Блуждать по вашим волосам

В неосязаемых виденьях,

И, слыша в небе голоса,

Стоять пред вами на коленях.

Стекло окна, узор ветвей,

Холодный душ, соленый вкус,

Январь ключом по голове,

В ладони - снег, на даме - туз

Короткий день, трамвайный звон,

По небу “Примы” горький дым,

Последний дюйм, один патрон –

Еще чуть-чуть и победим.

Мороз повис на проводах,

Звенят посудою бомжи,

И не понять, где нет, где да

И как-то дальше надо жить,

Глаза - в стреляющий экран,

Рука - в тоскливый кошелек

Продать Талмуд, купить Коран,

Мозгам - отбой, ногам – в ларек.

Кого-то ест чумной подъезд,

Почтовый ящик снова пуст,

Опять не мне благая весть –

Соседу снизу, ну и пусть,

Все хорошо, младенец-век

Испачкал первые штаны

И я мечтаю о траве,

Но до весны как до Луны.

А вот стакан, а вот портвейн,

Когда же кончится война,

Сменить бы Невский на Бродвей,

Да пропадет без нас страна,

Ушел бродячий самолет

На запасной аэродром,

Шевчук за стенкою поет

Про то, как грянул майский гром

Сведенный мост, Великий пост

Какая легкость бытия,

В глазу бревно, в гортани кость,

Уснуть, но хата не моя

Январь ключом по голове,

Но я силен и не один,

Стекло окна, узор ветвей –

Еще чуть-чуть и победим.

Шиты зори золотом неспроста –

Зазывают зори те далеко –

Над озерами грозой прорастать,

Окунать леса в туман-молоко…

Лихо расплатились зори с весной

Выкатили солнце – звонкий пятак,

Не торгуясь на поднос расписной.

И по небу-то, родная, гляди –

Что не птица – все-то ты или я!

Надо ли, ответь, судить да рядить,

В час, когда весны не унять!

Надо ли, родная, быть нам поврозь?

Тропы в одиночку слепо искать,

Коли завалился морок-мороз

По великим устьям накрепко спать.

Нам ли не палить по сопкам костры!

Нам ли не плясать у этих костров!

Наши ль бубны – да не будут быстры!

Будет ли напев наш скучен да строг!

Травы молодые грех не измять!

Перевиты руки жарким узлом!..

Ох, и ладно быть с тобою да знать,

Что апрелю мы вдвоем не назло!

Громы ледохода, звоны ручьев…

Ожил не на шутку дед-Енисей!

Все это не наше если, то чье?

И кому любиться в первой росе?

Чашу дней кому до дна опростать?

Жить-гореть кому светло да легко?

Шиты зори золотом неспроста –

Зазывают зори те далеко.

Заключенное в кончики пальцев дремучее пламя –

За такое – с беспечной улыбкой уходят насмерть,

Не успев разобраться с пустыми земными делами.

Бесконечная нежность – роса на июльской траве,

Жеребенок смешной, неуклюже бегущий по лугу-

За такое – не надо держать перед Богом ответ,

О таком – лишь беседовать с Богом, как будто бы с другом

Бесконечная нежность – стихи, полнолуние, дом

И, конечно же, ты в этом ласковом радостном доме-

За такое … Да есть ли слова, чтоб сказать о Таком?

… За окошком светает , и мы друг у друга в ладонях.